Послесловие к английскому изданию Matvei Petrovich Bronstein and Soviet Theoretical Physics in the Thirties
Birkhaeuser, Basel-Boston, 1994. 200 pp. By G.Gorelik and V. Frenkel
Полвека спустя

1. Из архива КГБ-НКВД*
2. Последние недели в камере*
3. Субъядерная физика, М.П.Бронштейн и Э.Майорана *
Дополнительная библиография к английскому изданию *
 

После выхода русского издания этой книги в посмертной жизни ее главного героя произошли события, о которых невозможно не рассказать.
 
 

1. Из архива КГБ-НКВД

Летом 1990 года Лидия Корнеевна Чуковская получила возможность ознакомиться с так называемым следственным делом ее погибшего мужа.

Разумеется, ей было ясно, что лежавшие перед ней бумажные листы, сшитые в одно дело следователями НКВД и архивистами КГБ, очень далеки от последних месяцев жизни близкого человека. Но других-то следов от того времени не осталось! Не осталось даже могилы...

Архивная папка начинается ордером на арест, выданным в Ленинграде 1 августа 1937 года. Затем - распоряжение Киевского Управления Государственной Безопасности от 5 августа:

"За активное участие в контрреволюционной организации г.Ленинграда арестовать М.П.Бронштейна, который скрывается от ареста".

Матвей Петрович был арестован в Киеве, ночью, в доме у родителей. В тюрьме у него изъяли путевку в Кисловодск, мыльницу, зубную щетку, шнурки...

Народный комммисар внутренних дел Украины постановил:

"Арестованного Бронштейна Матвея Петровича как особо опасного преступника направить особым конвоем, в отдельном купе вагон-зака в г.Ленинград в распоряжение УНКВД Ленинградской области".

Среди бумаг архивного дела собственноручно Матвеем Петровичем заполнена лишь анкета от 15 августа с биографическими данными. Еще только одна его подпись не вызвала сомнений - на первом протоколе допроса от 2 октября, согласно которому он не признал предъявленные ему обвинения. Другие его подписи неузнаваемы.
 

Содержание тогдашних протоколов допроса отражает прежде всего литературные и служебные способности следователя, а не реальность. Очень ясно это видно из другого архивного дела - дела Л.Д.Ландау, арестованного в апреле 1938. В собственноручных показаниях Ландау лишь криминальные эпитеты говорят о насильственном происхождении. А в протоколе допроса (подписанном Ландау) реальное и вымышленное уже небрежно перемешаны чиновничьей рукой. Например, протокольный следователь спросил, знал ли Бронштейн о листовке, задуманной в апреле 1938 года. И протокольный Ландау ответил, что он не сообщал об этом замысле Бронштейну. [1] Реальный же Дау хорошо знал, что Аббата арестовали задолго до обсуждаемого события...

Протоколы допросов М.П.Бронштейна характеризуют разве лишь "показания" следователя, которые приходилось выслушивать Матвею Петровичу. Так, согласно протоколу от 9 октября он входил в "контрреволюционную организацию интеллигенции, боровшуюся за свержение советской власти и установление некоего политического строя, при котором интеллигенция участвовала бы в управлении государством наравне с другими слоями населения по примеру стран Запада", и "хотел построить в сущности фашистское государство, способное устоять против коммунизма". Кроме того, он "решительно выступал против применения материалистической диалектики в естествознании".

На следующем допросе - 2 декабря - в центре оказался уже "индивидуальный террор над руководителями ВКП(б) и советского правительства, как единственно возможная форма борьбы".

А 16 декабря "следствие" закончилось.

Согласно обвинительному заключению от 24 января 1938 НКВД "вскрыл и ликвидировал фашистскую террористическую организацию, возникшую в 1930-32 гг. по инициативе германских разведорганов. ...В 1933 г. организация установила связь с троцкистско-зиновьевской организацией в Ленинграде". В своей "практической антисоветской работе" М.П.Бронштейн: "готовил террористические акты над руководством ВКП(б) и советского правительства", вредил "в области разведки недр и водного хозяйства", занимался "шпионажем в пользу иностранных государств" и "обосновывал террор как единственно правильную форму борьбы против советской власти".

Военная коллегия Верховного Суда СССР заседала 18 февраля 1938 года с 8.40 до 9 часов. Приговор - "расстрел, с конфискаций всего, лично ему принадлежащего, имущества" - подлежал немедленному исполнению. Имеется справка о приведении приговора в исполнение.

В той же архивной папке - письма физиков и писателей, пытавшихся помочь исчезнувшему и не знавших, что его уже нет на свете. Более ранние обращения попали, видимо, в какие-то другие папки или же сразу в мусорную корзину.

Имеются также документы времен реабилитации. В частности, данные о следователях: Карпове Георгии Георгиевиче, Лупандине Николае Николаевиче и их начальнике Шапиро Якове Евновиче.

Шапиро был расстрелян в 1939 году в ходе "разоблачения ежовщины". Истязателя Лупандина запечатлел в своих воспоминаниях поэт Николай Заболоцкий, попавший в его руки спустя месяц после гибели М.П.Бронштейна. [2] В августе 1938 оперуполномоченного Лупандина, соответственно его "низшему" образованию, перевели на хозяйственную работу, а закончил он свою многотрудную жизнь в 1977 году персональным пенсионером союзного значения. [3] Карпов дослужился до поста Председателя Совета по делам Русской православной церкви при Совете Министров СССР. А за свое усердие 1937 года получил спустя 20 лет строгий выговор. [4]

А самый последний, 90-й лист, в архивной папке - это бумага 1958 года: "возместить Л.К.Чуковской стоимость бинокля, изъятого при обыске 1 августя 1937 года" ...
 
 
 
 

2. Последние недели в камере

В конце 1990 года Лидию Чуковскую разыскал Борис Аркадьевич Великин, ее ровесник, только что прочитавший ее "Записки об Анне Ахматовой". Основа этой книги - дневниковые записи о великой русской поэтессе, с которой Чуковскую свела судьба в конце 30-х годов. И в предисловии она как раз говорит об обстоятельствах пересечения их судеб - у одной арестован сын, у другой - муж:

"... Февраль 1938. Деревянное окошко на Шпалерной, куда я, согнувшись в три погибели, сказала: "Бронштейн, Матвей Петрович" и протянула деньги, - ответило мне сверху густым голосом: "Выбыл!", и человек, чье лицо помещалось на недоступной для посетителя высоте, локтем и животом отодвинул мою руку с деньгами".[5]

Прочитав это, Б.А.Великин понял, чьим мужем был врезавшийся ему в память человек, с которым его свела судьба в декабре 1937.

Инженер-металлург с Кировского завода, азартный работник и преданный советской власти человек, попал на Шпалерную 4 декабря. Ошарашенный, ничего не понимающий, он оказался в большой камере, расчитанной царскими жандармами на 16 человек, но в 37-м вместившей раз в десять больше. На брезентовых топчанах, опускавшихся на ночь, могли поместиться немногие - те, до кого дошла очередь; остальные спали на полу, новички - рядом с парашей.

Из полутора сотен сокамерников он запомнил нескольких: актера МХАТа, сыгравшего спустя 10 лет Сталина; директора Дома ученых - знатока кино; железнодорожника, не растрелянного из-за описки. И - ярче других - в памяти его остался Матвей Петрович.

А ведь после Шпалерной у Б.А.Великина была Колыма, штрафной лагерь, взрывные работы в слепой шахте... Он тянул вагонетки, из работяги превращался в доходягу, затем - в еле тлевший "фитиль", несколько раз чудом спасался. Строил мартеновский цех в Магадане, работал в Норильске... 19 лет, до 1956 года. [6]

И вот передо мной 85-летний человек, очень бодрый физически и духовно. Автор нескольких книг по металлургии, главный специалист Министерства, только что он вернулся из командировки на большой Уральский завод.

Чем же ему так запомнился - на 54 года - товарищ по многолюдной тюремной камере, рядом с которым он провел два месяца? Необычайной концентрацией интеллекта, разносторонней культуры, нравственного чувства.

Пересказывать друг другу абсурдные обвинения, которые они слышали от следователей, мало кому хотелось. Стараясь укрыться от слишком реального абсурда, они - когда были силы - говорили о другом, о своем, о человеческом: о своей работе, о стихах, о кино. Устраивали лекции, викторины. Матвея Петровича попросили рассказать о теории относительности, покрытой тогда еще мистическим туманом, и его рассказ заслужил апплодисменты. Это, впрочем, могло и не удивить, - профессия. Однако, когда на вопрос викторины - чего бы он ни касался - никто не мог ответить, вся камера поворачивалась к нему. И он отвечал, очень спокойно, безо всякого зазнайства. Монолог Онегина наизусть? Почему-то лишь физику-теоретику это оказалось под силу.

Однако более всего Б.А.Великина поразило, что Матвей Петрович, распрашивая его о тонкостях металлургического производства, вскоре уже сам объяснял ему смысл технологии трансформаторной стали. Объяснял опытному и вдумчивому профессионалу. Тому же удивлялся другой обитатель камеры, изобретший еще в царские времена какое-то приспособление к пушке. Лишь из объяснения Матвея Петровича он понял суть своего изобретения.

Но ведь в этом и состоит профессия физика-теоретика - доходить до сути явления.

Оказалось ли по силам Матвею Петровичу постигнуть суть происходящего тогда социального кошмара? Он не рассказывал о своем "деле". Казалось, что он не догадывается об ожидавшем его через несколько недель, через несколько дней...

Была ли его участь самой тяжелой из тех, что давал 37-й год? Тогда же были арестованы другие два замечательных молодых физика - Александр Адольфович Витт в Москве и Семен Петрович Шубин в Свердловске. [7] Приговоры у них были иные - 5 лет и 8 лет, но и они погибли в 38-м, в первую Колымскую зиму. А до этого - этап в обществе уголовников и многое другое, о чем поведали уцелевшие...
 
 

3. Субъядерная физика, М.П.Бронштейн и Э.Майорана

Эта встреча произошла в июле 1991 года, в древнем сицилийском городе Эриче. Здесь, в Центре научной культуры им. Этторе Майорана, проходила очередная, 29-я по счету, Международная школа по субъядерной физике. Ее тема - "Физика при наивысших энергиях и светимостях: к пониманию происхождения массы".

Дух истории витал над этой школой еще до ее открытия. Среди попечителей, помимо Всемирной федерации ученых и Мировой лаборатории, значился фонд Галилео Галилея, а посвящена школа была, как гласила афиша, "400-летию первого великого открытия в современной науке: 1591-1991. Автор: Галилео Галилей", тут же написана формула этого открытия mi = mg - говоря языком современной физики, "принцип эквивалентности".

Впрочем, познакомившись с программой школы, можно подумать, что истории отведена лишь роль декоративного антуража, роль благородной старины, без которой скучно жить даже физикам-субъядерщикам. В самом деле, что Галилею решеточная хромодинамика и стандартная модель, 200 ТэВ и струнный вакуум, страшные аббревиатуры LEP и FNAL? И что всему этому Галилей ?!

Только открывающая и закрывающая лекции назывались "по-человечески", по-галилеевски. Первую "Проблемма массы: от Галилея до Хиггса" прочел Лев Борисович Окунь, а вторую "Происхождение массы" - сам П.Хиггс.

Именно Л.Б.Окуню и обязана стала необычная встреча.

Уже из названия его лекции можно догадаться, что рассматривать ее предмет надобно в объектив весьма широкоугольный и глубокопроникающий. Для теоретической физики ХХ века самый подходящий и к тому же довольно простой прибор такого рода - это cGh-объектив, о котором подробно рассказано в книге. Речь идет о способе рассматривать структуру теоретической физики, опираясь на три фундаментальные константы - скорость света c, гравитационную постоянную G и постоянную Планка h. Это позволяет "в пространстве физических теорий" ввести трехмерную cGh-систему координат, из которой можно смотреть на прошлое теоретической физики, на ее настоящее и даже будущее.

О результатах такого видения Л.Б.Окунь говорил в докладе на Первой Сахаровской конференции в Москве в мае 1991 года. Там же было сказано, что cGh-точку зрения на теоретическую физику открыл еще в 30-е годы Матвей Петрович Бронштейн. [8] Далеко не все участники конференции знали имя этого физика-теоретика и детского писателя, - слишком короткой была его жизнь.

Однако докладчику имя это было хорошо известно. Он знал, что автор cGh-подхода и замечательных книг первым исследовал квантование гравитации и впервые совместил физику элементарных частиц с космологией. Обе эти работы - шаги к непокоренной до сих пор cGh-вершине, к будущей субъядерной физике.

В школе субъядерщиков в Эриче академик Окунь, однако, не собирался говорить о советском физике, на Западе почти не известном. Но в своей лекции он использовал cGh-систему отсчета. Простой и глубокий подход очень понравился "школярам", и они захотели узнать, кто его придумал. И тогда лектор рассказал о Матвее Петровиче Бронштейне, о его работах и трагической судьбе, рассказал и о его вдове - Лидии Корнеевне Чуковской, ее гражданской смелости и стойкости, о ее статьях и книгах, изданных впервые на Западе. Сказал и о том, как горячо она относится к памяти своего мужа.

Рассказ произвел такое впечатление, что организаторы школы решили учредить стипендию имени М.П.Бронштейна. Среди подобных стипендий, учрежденных в Научном центре им. Этторе Майорана, еще лишь одна носит имя российского физика - А.Д.Сахарова.

Историку трудно обойти молчанием то обстоятельство, что стипендия им. М.П.Бронштейна учреждена в Центре им. Э.Майорана. Потому что у итальянского физика-теоретика те же годы рождения и смерти: 1906 - 1938, и у обоих молодых теоретиков нет на земле могил. Хотя сходство это лишь внешнее. Этторе Майорана помимо своего таланта выделялся загадочным равнодушием к жизни и пессимизмом; в марте 1938 года он сел на пароход и... исчез. В морской пучине? Неизвестно...

Но хорошо известно, в какой пучине исчез Матвей Петрович Бронштейн, полный жизни и увлекательных замыслов.

Таинственное исчезновение Э.Майораны нанесло душевную рану его товарищам. И те врачевали ее наиболее достойным способом, развивая его идеи, рассказывая о нем, издавая его работы. [9] Назвали его именем Центр теоретической физики.


После исчезновения М.П.Бронштейна в течение многих лет его имя страшно было произносить. И десятилетия страха не расстаяли бесследно. Больших усилий стоило Л.К.Чуковской переиздать в 1959 году Бронштейновское "Солнечное вешество" - шедевр детской литературы о науке. В 1965 вновь была издана вторая его книга для детей "Лучи Икс". И, наконец, в 1990 - последняя книга "Изобретатели радиотелеграфа", отдельное издание которой уничтожил все тот же 1937 год.

Первую стипендию им. М.П.Бронштейна присудили Лидии Корнеевне Чуковской. Красивая "грамота" висит в ее комнате рядом с фотографией Матвея Петровича, рядом с фотографиями других людей, ставших частью ее жизни: Андрей Дмитриевич Сахаров, Борис Пастернак, Александр Солженицын, Анна Ахматова...

Быть может, и на родине Матвея Петровича Бронштейна тоже будет учреждена премия его имени. Такой премией можно отмечать достижения в двух - очень разных - областях: в теории квантовой гравитации и в научно-художественной литературе для юных читателей.
 
 

Дополнительная библиография к английскому изданию

1. Горелик Г.Е. "Моя антисоветская деятельность..." (Один год из жизни Л.Д.Ландау) // Природа. 1991. N 11. С.93-104.

2. Заболоцкий Н. История моего заключения // Даугава. 1988. N 3. С. 107-115.

3. Лунин Е. Великая душа // Ленинградская панорама. 1989. N 5. C.24-38.

4. Реабилитация. Политические процессы 30-50-х годов. М.; Политиздат, 1991. С.80.

5. Чуковская Л. Записки об Анне Ахматовой. Книга I. 1938-1941. М., 1989.

6. Великин Б.А. Интервью 29.1.1991 и 7.3.1991.

7. Горелик Г.Е. Не успевшие стать академиками // Природа 1990 N 1:123-128; Репрессированная наука. Л., Наука, 1990. С.333-349.

8. Окунь Л.Б. Фундаментальные константы физики // УФН. 1991. Т.161. N 9. C.177-194.

9. Amaldi E. La vita e l'opera di Ettore Majorana. Roma, 1966.

10. Бронштейн М.П. Солнечное вещество. Лучи Икс. Изобретатели радиотелеграфа. М., Наука, 1990./ Библиотечка"Квант", вып. 80.

Hosted by uCoz