Геннадий Горелик
Шпионаж века - новые имена?
Знание - Сила, 1998, №9.
Bombsehll: The Secret Story of America's Unknown Atomic Spy Conspiracy, By Joseph Abbright and Marcia Kunstel (Randow House, 1997)
Возможность рассказать эту секретную историю возникла только 14 июля 1995 года, когда Агентство национальной безопасности (американский аналог КГБ) и Центральное разведывательное управление опубликовали большую коллекцию документов из своих архивных сокровищниц. В ее составе была шифротелеграмма, посланная 12 ноября 1944 из Нью-Йорка в Москву резидентом советской разведки. Шифровка сообщала о том, что ее сотрудник встретился с "Теодором Холлом, 19-летним сыном меховщика. Он - выпускник Гарвардского университета. Как талантливый физик, он был взят на работу государственной важности ... в ЛАГЕРЬ-2 (Санта-Фе)".
Журналисты, державшие руку на пульсе истории атомного века, первыми сообразили, что речь идет о совершенно новом имени в истории "шпионажа века", атомного шпионажа. Эта история - по воле Истории с большой буквы - вновь сорок лет спустя стала газетной сенсацией, хотя уже и не с такой большой буквы.
К 1995 году многое уже добавилось к тому, что стало известно еще в пятидесятые годы в ходе двух судебных процессов в Англии и США - над арестованными в 1950 году Клаусом Фуксом, Дэвидом Гринглассом и супругами Розенберг. Фукс и Грингласс признались в своем атомном шпионаже и были приговорены к четырнадцати и пятнадцати годам тюрьмы, Розенберги не признались и были казнены.
В 1992 году стараниями бывшего резидента советской разведки в Нью-Йорке А.А.Яцкова была рассекречена и предана гласности в солидном историко-научном журнале ("Вопросы истории естествознания и техники" - ВИЕТ) обстоятельная коллекция документов о деятельности атомной разведки. Этому сопутствовали менее документальные и гораздо более эмоциональные дискуссии в прессе и на телевидении, главный вопрос в которых стоял ребром: чей вклад в создание ядерного щита-меча больше - советских физиков или разведчиков?
Этим вопросом я еще займусь, а пока замечу, что от этих дискуссий остался сухой - и интригующий - остаток: кроме изобличенных в давние годы атомных шпионов действовали еще несколько других, и кто-то из них все еще живет где-то в тени на Западе.
В публикациях 1991 - 1992 годов появились и кодовые имена Персей и Млад. Кого скрывали - и еще скрывают? - эти имена - такой вопрос около трех лет занимал журналистов, историков и американских ветеранов атомного проекта.
Окончание холодной войны побудило американскую разведку обосновывать государственную необходимость своего существования/финансирования. Никто еще не придумал лучшего способа, чем продемонстрировать свои былые достижения. В результате был предан гласности самый внушительный успех американской разведки - проект "Венона" - история раскрытия нераскрываемого кода советской разведки .
Одним из плодов "Веноны" был текст цитированной шифрограммы 1944 года, для разгадки которой американским дешифровщикам понадобилось шесть лет. Делом несложной журналистской техники было установить, что упомянутый в шифровке Теодор Холл и советский агент Млад - один и тот же человек и что он уже много лет живет в Англии и работает в одной из самых знаменитых лабораторий мира - Кавендишской лаборатории в Кембриджском университете.
История того, как Тэд Холл стал советским агентом Младом и как он перестал им быть, - главная сюжетная линия книги, написанной супружеской парой американских журналистов Дж.Олбрайтом и М.Канстел. Их книга, хоть и сравнительно невелика по объему, дает вполне объемное представление о своих главных персонажах .
Одной линией жизнь не нарисуешь, и книга - полнокровно и энергично - рассказывает еще о десяти примерно людях, чьи судьбы нерасторжимо переплелись с судьбой Тэда Холла. Это его родители и брат, которые не догадывались о его тайной жизни, а также те, кто делил ее с ним: студенческий друг, жена и советские профессиональные разведчики, двое из которых - супруги Моррис и Лона Коэны - американцы по рождению. Рассказывают авторы и о призрачном агенте Персее, который появился на свет в 1992 году и расстаял в воздухе спустя пару лет.
Книга эта очень хорошо написана сразу в нескольких отношениях - для рядового читателя, для социального историка и для историка науки.
Для просто читателей она увлекательно доказывает, что реальная жизнь неправдоподобней детективной фантазии. Ну какой уважающий себя автор детективного жанра позволил бы своему герою - советскому агенту с гарвардским дипломом физика - вступить в коммунистическую партию США в то время, когда там - по всей стране - развернулась охота за коммунистическими ведьмами? А если бы и позволил, то только как дьявольски хитрое прикрытие "второго порядка", чтобы ФБРовцы вычислили: этот парень не настолько идиот, чтобы так высовываться. Значит, он - не шпион. В реальности ФБРовцы так и решили, но сам-то шпион вступил в партию, просто чтобы эффективнее бороться за социализм!
Для социальной истории XX века книга впервые предоставляет возможность познакомиться с внутренними мотивами простых - негосударственных - людей, кто, как порой считается, заметно повлиял на мировую историю, выдав самые дорогостоящие западные секреты главному политическому противнику Запада. Эти люди по внутренней склонности и по собственному решению служили, как они считали, социализму, а фактически - сталинизму. И служили бескорыстно, если не считать корыстью удовлетворение собственных задушевных устремлений.
Как к этому относиться, зная, что на личном счету Сталина задушенных жизней больше, чем у любого другого в истории? Сейчас трудно представить себе, что западные друзья СССР тогда, в сороковые годы этого не знали. Но зато сейчас, после конца холодной войны, когда пережитки сталинизма не имеют межконтинентального значения, стало можно позволить себе спокойно вглядеться в природу тех деяний, которые не так давно именовались либо вероломным предательством, либо самоотверженным героизмом. И авторы обсуждаемой книги эту возможность успешно реализовали. На место двух черно-белых картин, или, лучше сказать, красно-белых схем пришло холодноватое, но реалистически уравновешенное расследование. Авторы не просто дают своему главному герою высказаться, но помогают понять его высказывания в контексте времени и места и даже побудили его дать для их книги "собственноручное" объяснение.
Советский агент Млад - он же Теодор Холл. Фото, видимо, сделано на пропуск в Лос-Аламос.
В результате возникли портреты, вызывающие целую гамму чувств, за исключением брезгливо-холодного отвращения к прислужникам самого кровавого диктатора всех времен и народов. Способность к любви, верность в дружбе, ответственность за другого, сочувствие к униженным и оскорбленным - все это было в человеческой природе "западных прислужников Сталина". Авторы, правда, не затрагивают сложный и тонкий вопрос честолюбия, которое порой трудно отделить от желания прожить жизнь не зря, внести свой вклад в историю человечества. Но ведь и это глубоко в природе людской.
И все у них было, "как у людей". Родные Морриса Коэна, как это нередко бывает, не жаловали невестку и считали, что "он был хорошим парнем, но Лона всегда водила его за (... у американцев здесь нет купюры)". На самом же деле, это Моррис первый стал на службу родине всех трудящихся и открылся в этом Лоне только после того, как они стали мужем и женой. Тэд Холл, напротив, сообщил о своем служении невесте, чтобы она сама решила, связывать ли ей судьбу с таким человеком.
Так что они были слеплены вовсе не из одного теста.
Другой - более важный для истории - контраст образует пылкий, мятежный характер Тэда Холла с вполне "нордическим" характером Клауса Фукса, хорошо знакомого ему коллеги по лос-аламосской физике и совершенно незнакомого - по лос-аламосскому шпионажу.
Скрытный и сдержанный в манерах Фукс не дождался конца холодной войны, чтобы внимательный исследователь проник в его душевный мир. Он умер в 1988 году в ГДР, и никому, кажется, не удалось с ним поговорить по душам. Даже схематически представленные обстоятельства его биографии помогают понять его главное жизненное решение - когда физик-теоретик высокого класса стал искать связь с советской разведкой. Среди этих обстоятельств - воспитание в семье благочестивого и прогрессивного пастора, коммунистический антифашизм в студенческие годы и бегство от неминуемой нацистской расправы в Англию, а там - после начала войны - заключение в лагерь вместе с подозреваемыми тайными фашистами. Но схематических обстоятельств совершенно недостаточно, чтобы ощутить степень неизбежности его глубоко личного решения.
Контраст человеческих характеров Фукса и Холла - Чарльза и Млада - говорит о мощи внеличной силы, которая побудила обоих стать на путь страшно секретной жизни. Эта сила долгое время называлась "научный социализм", и не случайно она так действовала на служителей главной науки XX века - физики. Эта сила была главным вербовщиком западных друзей "первой страны социализма". Они многое были готовы простить этой стране, слишком многого не зная и не желая знать о реальностях сталинского социализма.
Общие выводы, к которым приводит книга, совсем не новы. Благими намерениями вымощена дорога в ад, воздушные замки прочнее иных железобетонных сооружений. Ну, и наконец, в полном согласии с несоциалистическим и несоветским поэтом Анной Ахматовой, "всего прочнее на земле печаль...".
Впрочем, все эти насквозь гуманитарные наблюдения не удовлетворят практически смотрящего на жизнь читателя, как и историка науки. Помимо всяких сантиментов, от такой книги ожидается ответ на жесткий вопрос: какое значение имела деятельность Холла для рождения советского ядерного оружия - и атомной, и, что особенно интригует, водородной, "сахаровской" бомбы.
Кавычки здесь поставлены только потому, что, как свидетельствует сам А.Д.Сахаров, при всей важности инициирующей "первой" идеи Сахарова (слойка), была и "вторая" идея В.Л.Гинзбурга (лидочка), и вместе с Я.Б.Зельдовичем выношенная "третья" - и окончательная - идея полномасштабного "термоядерного изделия", и была работа десятков физиков и математиков по превращению исходных идей в конкретные конструкции.
А.А.Яцков в последние годы жизни.
Однако биографы Теодора Холла стараются из своего героя сделать кавычки вокруг всего советского атомно-водородного проекта. Почему же историк науки, пишущий данные строки и с мнением авторов вовсе не согласный, считает, тем не менее, что их книга хорошо написана и для историка науки? Потому что книга эта написана честно. Авторы не манипулировали фактами, опуская то, что не в пользу их мнения. Объемный материал, собранный в книге, хотя и не исчерпывает предмет, достаточно богат, чтобы в нем самом историк науки указал основания неправоты авторов в их историко-научных выводах.
Но все же пора обратиться к весомости вклада Холла не в американский, а в советский ядерный проект. Из книги мы узнаем, каким неожиданным и обильным оказался "источник", который осенью 1944 года, после девяти месяцев работы в Лос-Аламосе, во время двухнедельного отпуска, проводимого в Нью-Йорке, настойчиво искал советских представителей, которые могли бы почерпнуть из этого источника. Узнаем, как важно было для советской разведки получить независимые источники в Лос-Аламосе (а там уже с 1943 года работал Фукс, который вошел в контакт с советской разведкой еще в Англии).
Однако, вчитавшись в факты, сообщаемые в книге, приходишь к парадоксальному на первый взгляд выводу: авторы не просто преувеличили историческое значение их героя, что для биографов довольно естественно, но и ошиблись "в знаке". Да, судя по всему, Млад сыграл скорее отрицательную роль, затормозил советский атомный проект, во всяком случае, если говорить о ее первой атомной стадии и о лос-аламосском периоде разведдеятельности Млада.
Главный - и равно парадоксальный - факт, который авторы не скрыли от читателя, содержится в цитате из Яцкова:
"С самого начала (Берия) заподозрил в этих сведениях дезинформацию, считая, что таким образом противник пытается втянуть нас в громадные затраты средств и усилий на работы, не имеющие перспективы" .
Так Берия думал - "вплоть до конца 1945" - даже после того, как Хиросима уничтожила сомнения в возможности создания атомной бомбы, а он сам возглавил советский атомный проект. Как же так? Ведь у него в кармане было два независимых разведдоклада из Лос-Аламоса (можно сказать, даже два с "половиной", учитывая Грингласса)!
Берия был какой угодно, только не глупый. Его предшественники на посту главного сталинского жандарма, прослужив два года, попадали в ту же мясорубку, которую до того крутили. А Берия после семи лет службы стал маршалом и следующие семь лет успешно руководил атомным проектом. Для этого просто подозрительности и просто осторожности явно недостаточно. Авторы объясняют неверие Берии своим разведчикам тем, что "это выглядело слишком хорошо, чтобы быть правдой".
И авторы согласны с ним: "Это было редкостное явление, уникальное в американской истории: три человека, не зная друг о друге, исходя из политической философии, решились на шпионаж в одно и то же время, в одном и том же месте, выдавая примерно одинакового рода информацию одному и тому же иностранному правительству".
Из трех агентов самым надежным и самым ценным был Фукс, тридцатитрехлетний, зрелый, уравновешенный, проверенный в деле, с боевым антифашистским прошлым в Германии и - занимающий высокое научное положение. Когда авторы пытаются "пришить" ему недостаток в глазах Берии - немецкое происхождение, они проявляют непонимание интернационализма маршала ГБ.
А самым сомнительным агентом - и это авторы, похоже, не понимают - был девятнадцатилетний Холл, "сын меховщика" (владельца меховой мастерской), который как с неба свалился. Авторы, видимо, восприняли "сын меховщика" в шифровке 1944 года просто как некую биографическую деталь (сын плотника, сын пастора, сын брокера - какая, в сущности, разница?), но с точки зрения советского человекознания это было самое неблагополучное социальное - мелкобуржуазное - происхождение. Вместе с юностью новобранца-добровольца оно должно было внушать наибольшие опасения. Можно было опасаться его неустойчивости и попросту того, что он - инструмент дезинформации.
Тэд Холл и его друг Сэм Сакс, безрассудно отважно искавшие, какому бы советскому представителю отдать "атомные секреты", получили кодовые имена Млад и Стар. В этом, возможно, запечатлелось изумление советской разведки, когда осенью 1944 года агенты пошли к ним косяком. Американские авторы прошли мимо того, что слово "млад" в современном русском языке живет только в словосочетании "стар и млад" - все подряд.
То, что Берия не верил своему счастью, может объясняться отчасти тем, что он - в отличие от своих товарищей по Политбюро (за исключением, быть может, самого главного Товарища) - не был, судя по всему, заражен социалистическими предрассудками. И поверить в то, что сразу столько американцев решили рискнуть жизнью ради страны социализма, ему было труднее, чем допустить, что американские спецслужбы пытаются его обмануть - и довольно топорно. Стало быть, Млад не только вызывал сомнение к себе, но еще и к Фуксу, поскольку содержания их сообщений сходились!
Тут уместно напомнить, что в английский язык слово "дезинформация" пришло, как это ни странно, из русского, и притом лишь в конце шестидесятых годов. А товарищ Берия этим искусством владел прекрасно - одна Катынь чего стоит.
Что касается реального значения сообщений, то и авторы признают, что доклад Фукса/Чарльза, хоть он и прибыл несколько позже, был существенно полнее и точнее сообщения Холла/ Млада.
Гораздо важнее, что так считал и Яцков, который оба эти доклада получил в Нью-Йорке в 1945 году, когда он был Яковлевым.
А.А.Яцков - единственный герой рецензируемой книги, с которым судьба познакомила меня лично. В феврале 1992 года он пришел на семинар в Институт истории естествознания и техники, чтобы сделать доклад о документах атомной разведки, добытых при его участии и готовившихся тогда к публикации. Это был первый в моей жизни человек, который открыто говорил, что служил в КГБ. У него было хорошее лицо, и производил он впечатление человека серьезного и честного. Он четко и продуманно отвечал на вопросы историков науки. Видно было, что он понимает границы своей компетенции. Он вполне определенно разделил вклады разведчиков и физиков в советский атомный проект. Разделил так: "Бомбу делали ученые и специалисты, а не разведка: разведывательная информация сама по себе ничего не стоит. ... Роль разведки свелась к тому, что работы начались раньше и продвигались быстрее, чем это было бы без ее материалов". Это звучало гораздо убедительнее для историков науки, чем для "читателей газет", не имеющих настоящего понятия, что такое наука.
Просто и ясно Яцков объяснил, что в архиве остались не рассекречены документы, касающиеся биографических данных "источников" - кто-то из них еще жив, у других есть дети. И по тому, как он это объяснял, возникло чувство, что то была не просто "профессиональная этика", как это назвали Олбрайт и Канстел, - так сказать, бережное отношение к "рабочим инструментам", - а этика самая обыкновенная, общечеловеческая, что Яцков оберегал своих товарищей, рисковавших жизнями из идейных побуждений.
Коротко говоря, после семинара у меня осталось - к немалому моему удивлению - ощущение, что с Яцковым я бы пошел в разведку.
Однако Анатолий Антонович ходил в разведку не со мной. И о тех, с кем он ходил, он сообщил немногое: что американцам удалось раскрыть не более половины советских агентов, что вклад Розенбергов в атомные дела был весьма незначителен, что самым важным источником оказался Клаус Фукс, но что были и другие. И это все.
Через полгода после нашего историко-научного семинара из статьи в "Вашингтон пост" я узнал, что американскому журналисту Яцков сказал нечто большее: кодовое имя одного из нераскрытых агентов "Perseus", или просто "Мr.Х". И сообщил некоторые биографические сведения о нем. Это было неприятно и, главное, непонятно: почему Яцков сказал американцу то, чего нам - российским историкам науки - не говорил? Неужели жажда славы? Никак это не соединялось с моим впечатлением о нем. Или это непроницаемость разведчика-профессионала?
Вопросы эти оставались без ответа до книги, о которой идет речь и из которой ясно, что Персея вместе с его биографическими данными придумали в КГБ для прикрытия реального Холла.
Дешифрованное во время операции "Венона" разведдонесение, в котором упомянут Теодор Холл.
Все стало на свои места. Яцков не лгал отечественным историкам науки и не лгал в собственных немногих публикациях - он с полной серьезностью относился к исторической правде. А то, что он сказал неправду западному журналисту, - так мало ли в западной прессе вранья?! То была ложь во спасение своего боевого товарища. Да и ложь почти демонстративная, опереточная - чего стоит кодовое имя "Мr.Х"?! Поколению А.А.Яцкова был хорошо знаком советский шлягер - ария мистера Икса из оперетты "Принцесса цирка" в исполнении Георга Отса.
После публикации документов "Веноны" в 1995 году эта ложь никого уже не защищала, но Анатолий Антонович Яцков этого не узнал - он умер весной 1993 года.
Итак, независимо от того, как Яцков относился к морально-политическому облику Холла, он, как и авторы книги, считал, что сообщение Фукса было полнее и точнее. Так что о решающей роли Холла можно было бы говорить, только если бы не было Фукса. Но Фукс был. А Холл, похоже, объективно был препятствием к признанию ценности атомных разведданных. Препятствием, правда, только для Генерального комиссара государственной безопасности Берии, который, не имея возможности судить о научном содержании этих данных, вынужден был полагаться больше на свое чекистское чутье.
У физика Курчатова сомнений в ценности этих данных не было, о чем он недвусмысленно писал в своих заключениях на разведматериалы. Впрочем, столь же недвусмысленно он писал о своих сомнениях по поводу некоторых конкретных "крупиц научной истины", содержащихся в этих материалах. В точности так, как это бывает на научных семинарах, - в процессе добывания научной истины, когда замечательные идеи и достоверные эксперименты соседствуют с сомнительными.
Тем, кто никогда не участвовал в "процессе добывания научной истины" или хотя бы внимательно не изучал его, очень трудно судить об историческом значении атомной разведки для советского атомного проекта. Трудно, но иногда очень хочется. И тогда в ход идет "здравый смысл пешехода", который, в сущности, обосновывает глубоко сидящие предрассудки и предрасположенности.
Не будем говорить о нынешних отечественных "пешеходах", у которых "здравый смысл" легко соединяется с менее здравыми чувствами и с влиятельной в России "конспирологией".
Посмотрим, как честные американские пешеходы-журналисты применяют свой здравый смысл, убеждая читателя и себя самих, что без атомного шпионажа "Советы, возможно, сделали бы собственную бомбу, но, вероятно, не раньше середины пятидесятых годов, самое раннее" и что "первая советская атомная бомба стала бы пшиком столетия".
Почему? Потому что советским физикам без помощи Фукса вряд ли удалось бы исхитриться "повторить сделанное Сегре открытие высокого темпа спонтанного деления в плутонии".
Американские журналисты не потрудились заглянуть, скажем, в Британскую энциклопедию, из которой они бы узнали, что "спонтанное деление было открыто в 1940 году русскими физиками Г.Н.Флеровым и К.А.Петржаком в уране-238". Так что вопрос можно было бы поставить обратный: как это Сегре удалось "продублировать открытие Флерова - Петржака". Но этот вопрос даже пешеход вряд ли не поставит. Потому что после того как явление открыто, повторить измерения проще, тем более когда эффект гораздо сильнее - темп спонтанного деления выше.
Американские журналисты также честно удивляются, как это советским физикам удалось не клюнуть на заманчиво-дешевый, но тупиковый путь "гидридно-урановой бомбы", который предложил Эдвард Теллер. Млад сообщил эту новость в СССР до того, как она была опровергнута американскими коллегами Теллера, и, как пишут авторы книги, "никаких следов предостережения (что это не работает) не обнаружено".
Журналисты даже не рассматривают простецкое предположение, что советские физики были достаточно высокого уровня и в этом разобрались собственным серым - и далеко не серым - веществом. Журналисту легче предположить, что где-то в архивах КГБ лежит соответствующее предостережение.
И все же авторы книги не ограничились собственными историко-научными суждениями. Они привлекли также - для подкрепления - суждения двух авторитетов.
Первый - Аркадий Рылов, который сказал о вкладе разведки: "Если бы у нас не было информации по этой проблеме, потребовалось бы, наверно, четырнадцать лет вместо четырех. Может быть, двадцать. Кто знает". Вам не известно имя физика Рылова? Не только вам. Рылов был коллегой (гораздо более известного) Я.П.Терлецкого по С-отделу КГБ. И его задачей было просто помогать переводчикам с физической терминологией в американских разведматериалах. Он имел дело с физиками не по научной, а по иной - секретной - части, и в таковом качестве был включен в советскую делегацию на Женевскую конференцию по мирному использованию атомной энергии 1955 года. "Кто знает?" Во всяком случае, не он.
Второй эксперт, казалось бы, более знающий. Это начальник Яцкова - Л.Квасников, который в 1993 вынес приговор: "Можно было или нет построить бомбу по сведениям, которые мы тогда получили? Когда я был в Нью-Йорке и рассматривал их, я пришел к выводу, что я сам, хоть я и не большой умелец, мог бы построить бомбу по этим данным, если бы у меня были определенные материалы, конечно".
Читая это сверхсамоуверенное заявление, приходится признать, что разведка и физика - две разные профессии. Если у Квасникова был отличный нюх разведчика, то этого еще недостаточно для физика. Иначе с ним так не расходился бы во мнениях его подчиненный, и тоже отличный разведчик, Яцков (оба они - посмертно - награждены званием Героя России).
Легко понять, почему авторы книги не упомянули дошедшую до наших дней оценку Л.А.Арцимовича (видного участника советского атомного проекта и заместителя Курчатова), что разведка сэкономила Советскому Союзу год-два. Хотя с этой оценкой согласна Британская энциклопедия, Арцимовича слишком легко заподозрить в пристрастности.
Но совершенно непонятно, почему авторы проигнорировали оценку Ганса Бете, который еще в 1945 году в статье, опубликованной в Америке, сказал: "Страна, принявшая определенное решение (читай Россия), через пять лет сможет произвести атомное оружие". Ведь этот физик не только получил Нобелевскую премию за теорию термоядерной энергии звезд, он - на Земле и совершенно практически - руководил всей теоретической работой в Лос-Аламосе.
Журналисты имеют право не знать и не понимать всего этого, но, по-моему, не имеют права игнорировать столь знающего эксперта без объяснения своих причин.
Когда я натыкался в книге на очередное свидетельство авторской уверенности, что советская наука была слишком слаба, я в праведно-гневном удивлении вспоминал бессмертное "зато мы делаем ракеты...". Ведь не случайно Sputnik стал английским словом в 1957 году?! Неужели журналисты не знают, что советский спутник в свое время ошарашил все американское общество?! Очень немногие про-американцы пытались тогда отшутиться: "Ну и что? Значит, их немцы лучше наших немцев!" Сейчас-то уже хорошо известно, что "американские немцы" во главе с Вернером фон Брауном были мощнее.
Однако спутник не имеет прямого отношения к атомной бомбе. А водородная очень даже имеет. И по мнению некоторых (включая пишущего эти строки), тот факт, что советская водородная бомба появилась независимо, а в чем-то даже опередила американскую, говорит о возможностях советского атомного проекта яснее, чем любые рассуждения авторитетов о том, как могла бы появиться атомная бомба без разведки.
Но, может быть, советская водородная бомба создавалась не так уж и независимо от американской в научном отношении (зависимость политическая не вызывает сомнений)?
Имеется мало данных, чтобы подкрепить это подозрение. А уж прикрепить Холла к этому и вовсе трудно. В начале лета 1946 года его лишили допуска к секретной работе и выставили из Лос-Аламоса. Причина опять совершенно контрдетективная - он получал по почте слишком левые издания и в переписке с сестрой были признаки, что он не умеет держать государственные секреты. И с тех пор он никогда больше не имел допуска к секретным сведениям.
Имеется лишь единственное свидетельство, чтобы представить Млада не только атомным, но и водородным шпионом. Коллега Сахарова по Арзамасу, физик Г.А.Гончаров, освоивший смежную профессию историка физики, обнаружил в архивах Берии, что в октябре 1947 года разведка впервые узнала (притом не от Фукса), что в американских работах по супербомбе (так тогда называли Н-бомбу) применяют литий. Гончаров специально подчеркнул, что об изотопном составе лития ничего не было сообщено, но на такие "мелкие детали" журналисты внимания не обращают. Главное слово - литий.
Авторы заранее подготовили читателя - "повесили на стенку ружье", когда рассказали, что когда в Лос-Аламосе закончился атомный аврал, Холл, от нечего делать, занялся рутинными измерениями ядерных свойств гелия. А этот элемент вместе с водородом, литием и бериллием авторы назвали "четырьмя загадочными легкими элементами". При этом они забыли пояснить, что же собственно загадочного они усмотрели в этих действительно самых легких, но давным-давно известных элементах.
И то, что ядерная энергия легких элементов определяет сияние звезд, тоже было хорошо известно с довоенных лет. Вот чего не было известно, так это можно ли звездные условия создать каким-то образом на Земле, чтобы заработала ядерная энергия легких элементов. Это и было содержанием проблемы водородной бомбы, в которую больше всего души вкладывал Эдвард Теллер.
Сейчас известно, что американские физики двигались в тупиковом направлении вплоть до 1950 года, когда они это окончательно выяснили, и что только спустя год появилась совершенно новая идея, приведшая к американской водородной бомбе.
Сейчас известно, что главную водородную взрывчатку делают из лития, но не просто из лития, а из его редкого изотопа лития-6, соединенного с дейтерием. Известно также, что впервые эту взрывчатку применили в советской термоядерной бомбе - в сахаровской "слойке" - и что предложил эту взрывчатку коллега Сахарова В.Л.Гинзбург. И назвал ее, глядя на ее химическое обозначение, LiD - лидочка.
Авторы знают это и готовы допустить, что "Советы быстро ухватили важность идеи лития и усовершенствовали ее", но им очень хочется, чтобы исходное зерно было американское.
Поскольку журналисты - не физики, они не знают, что литий - это самый легкий из не-газообразных элементов, и поэтому с ним легче иметь дело в конструировании бомбы.
А поскольку они не историки физики, то не знают, что литий использовали в самой первой ядерной реакции, проведенной с помощью ускорителя частиц в 1932 году.
И не знают они, что В.Л.Гинзбург выпустил в 1946 году популярную брошюру "Атомное ядро и его энергия", в которой, рассказав об этой реакции, проиллюстрировал запасы ядерной энергии "на примере лития", а не урана, как обычно: "Вместо целого поезда с углем можно было бы взять 100-200 граммов лития".
Поэтому, когда два года спустя Гинзбурга включили в работу по проблеме водородной бомбы, кому, как не ему, было начать с лития. И первое его предложение, сейчас это ясно, лежало на поверхности. Вот пройти путь от просто лития до конкретного непростого использования дейтерида лития-6 - было уже реальным научно-техническим достижением.
Других вещдоков о роли Холла в термоядерной разведке нет. А на нет, как говорится, суда нет.
Есть только суд истории, который все еще выслушивает свидетелей, адвокатов и следователей.
И авторы книги, каковы бы ни были ее историко-научные "ляпы", сослужили хорошую службу для исторического правосудия своим журналистским расследованием человеческой истории с биографией Теодора Холла - по выражению не-историко-не-научного журнала "People", "тихого американца, спустя пятьдесят лет изобличенного как предателя, который помог отдать Сталину секреты атомной бомбы".
Книга американских журналистов рассказывает историю, в которой много от обычной "человеческой комедии", знакомой не только из романов Бальзака, но главное в которой еще долго будет ждать своего Драйзера, чтобы рассказать ее "американскую трагедию".
Геннадий Горелик
