Письма сохранила жена А.А.Витта - Ольга Алексеевна Витт (Небурчилова, 1907-1964). К моменту ареста они были женаты два года. Спустя четыре месяца после ареста родился их сын.

Вместе с А.А.Виттом были арестованы его брат, сестра, двоюродный брат и дядя.

Читая эти письма, надо помнить, откуда и кому они писались, и что кроме лагерной цензуры действовала еще цензура бережной любви. О колымских лагерях без цензуры поведал Варлам Шаламов в своих “Колымских рассказах”.
 
 

18 августа 1937 г.

Дорогая Лелюша,

Приехали во Владивосток. Я, Доля, Ира, Аля и Коля. Здесь пробудем, очевидно, несколько дней. Посылаем телеграмму. Возможно, что поедем на Колыму; если так, то известие получите только месяца через 3. Я ужасно скучаю по тебе и беспокоюсь. В каком ты сейчас положении, в больнице ли? Когда будет детеныш, поцелуй его от меня. Как у вас с деньгами?Я послал тебе две доверенности: одну на МГУ, одну на МЭИС; не знаю, получила ли ты их. Кроме того, у меня в комнате была сберегательная книжка. Напиши мне номер, я пришлю доверенность. Доверенность на все мои вещи я написал на твое имя.

 Продавай вещи, если будет нужно, только не продавай мои книги. Убери также свидетельство о докторском звании и удостоверение об окончании университета. По дороге, когда мы сюда ехали, была масса цветов, очень красивых - ярко-красных, ярко-синих. Летали большие черные бабочки, в Москве таких нет. С удовольствием послал бы тебе букет цветов. Здесь кругом маленькие горушки, не такие, как на Кавказе, и видна бухта океана. Если бы не разлука, то жизненные условия не такие уж плохие.

Денег не посылай; здесь всего достаточно. Я очень много думаю о тебе, несколько раз видел тебя во сне. Привет всем нашим, поцелуй папу, маму и Мишеньку и всех твоих. Здесь очень жарко, и мы все малость обгорели, так что трудно двигать шею и плечи. Вид по крайней мере у всех такой, как будто мы в Крыму или на Кавказе. Мы целый день находимся на воздухе. Крепко-крепко целую тебя.

Саша.

Первое письмо напиши как можно скорее. Если будешь писать, вкладывай чистый лист бумаги. Наш адрес: Владивосток, Транзитная командировка СВИТЛ, заключенному. Пиши пока по этому адресу. Письма нам перешлют.
 
 

24 августа 1937 г.

Дорогая Лелюша.

Вот уже 9-ый день как находимся во Владивостоке, ничего не делаем. Очень скучно. Я так скучаю по тебе, хотелось бы быть с тобой, конечно, не здесь. <>

Поедем по всей вероятности, в Колыму; говорят, оттуда можно посылать деньги домой, тогда тебе будет легче. Я часто вижу тебя во сне. Я все вспоминаю книгу Джека Лондона "Межзвездный скиталец" и стараюсь себя настраивать так, как тот профессор. Я думаю, когда нас назначат на работу, будет лучше. Целую тебя крепко-крепко. Саша
 
 

18 сентября 1937 г.

Дорогая Лелечка,

Как будто приехал на постоянное место. Мой адрес таков: Д.В.К. Бухта Нагаева, Устье-Утиная, У.Г.П.С. Леля, я страшно скучаю без тебя. Пиши обо всем подробно. Вспоминаю, как мы жили с тобой в Теберде. Вид здесь немного напоминает Теберду: с одной стороны горы, с другой - река Колыма. Правда, река здесь шикарная, не такая, как Теберда. Здесь ходят пароходы. С Ирой, Долей и Алей я расстался в Магадане, с Колей – во Владивостоке. Как детеныш: есть ли он или нет еще? Как папа, мама? На горах здесь много ягод, деревья главным образом лиственница, она уже теперь вся желтая, снега еще нет, хотя на некоторых вершинах он уже лежит. Лелечка, сегодня у нас выходной день, и мы приводим себя в порядок.

Я почти все время думаю о тебе, иногда мне кажется, что ты находишься здесь где-то близко, а иногда, что ты живешь совсем на другой, недосягаемой планете. В смысле еды и одежды здесь всего достаточно; денег не присылай. Я попрошу тебя прислать мне некоторые книги из моего шкафа: Прандтль, Аэрогидродинамика, Ч.I и II; Квантовая механика; Гейзенберг, Квантовая механика; кроме того, попроси Андронова (телефон его матери Лидии Александровны: 3-22-21) прислать мне какие-нибудь новые книжки, в особенности если выйдет наша книга, а также пришли мне мою лыжную коричневую курточку и какую-нибудь рубашку (верхнюю) и пару носков. Мои лыжные новые ботинки продай, они мне все равно не годятся. Леля, убери и сохрани мое удостоверение об окончании университета и свидетельство о присуждении докторского звания.

С нетерпением жду первого письма из дома. Это будет для меня такая радость, какую ты себе представить не можешь. Привет твоим родным. Ну, пока, Лелечка, до свидания; сейчас сажусь писать письма Ире и Доле.

3 октября 1937 г.

[Неразборчиво] телеграмму твою и мамину. Из них я узнал, что родился сын. Как мне хотелось бы его и тебя увидеть! Лелька, я о тебе много-много думаю, приятно даже видеть твою подпись на телеграмме. Ты сообщаешь, что 16-го выслала посылку с продовольствием; большое спасибо, Лелечка. Только это ни к чему, продовольствия и денег не высылай, здесь мы получаем вполне достаточно. День мы проводим следующим образом. Утром первый гудок нас будит в 6 часов; встаем, умываемся, закусываем, идем на работу; я работаю на постройке; с часу до двух - перерыв на обед. [Неразборчиво] мы совершенно свободны. Выходные дни здесь те же, что и в Москве; правда, последний выходной день мы работали, поэтому у нас сегодня выходной. По вечерам очень часто бывает кино (звуковое). Здесь есть небольшая библиотека. Снег уже выпал 29-го, и сейчас все бело. Снег тающий, так что на лыжах кататься еще нельзя было бы. 

Каждый день мы наблюдаем большие стаи отлетающих птиц: гусей, журавлей, уток; здесь вообще хорошая охота. <>

Привет папе, маме и Мишеньке.

Мои новые лыжные ботинки продай, они все равно мне малы.
 
 

20 октября 1937 г.

Дорогая Лелюша,

Крепко целую тебя и малыша. Дорогая Леля, вчера у нас давали картину "Дубровский”, и я вспоминал, как мы смотрели эту картину в Александровке под дождем, с задней стороны, здесь тоже смотрели с обеих сторон. У вас, наверно, еще тепло, а здесь уже давно выпал снег, правда он падал только один раз, но все бело. Какая температура, не знаю, но во всяком случае не особенно холодно. Вот, Леля, где хорошо можно было бы кататься на лыжах: здесь горы замечательные, можно было бы устроить прекрасный слалом. Я все работаю в прорабстве на бетоне. Сейчас моя обязанность - топить печи, чтобы бетон не замерз, и поливать бетон; недавно я получил первую зарплату за 11 дней - 33 рубля. Получил паек: масло, сахар, конфеты, табак, консервы. Обедаю в стахановской столовой с 12 до часу, ужинаю в шесть; хлеба можно купить, сколько хочешь, так что никаких продуктов и денег ты не присылай. <>

30 октября 1937 г.

Дорогие папа и мама,

Вот уже 5 месяцев, как мы расстались и полтора месяца, как я расстался с Долей и Ирой. <>

очень беспокоюсь, как ваши материальные дела, как Леля с малышом; поцелуйте их от меня <>

Дорогая Лелечка,

Почти все время думаю о тебе; хочется быть с тобой. Я часто мечтаю, и мне кажется, что мы находимся в театре, или на лыжах, или просто за городом, или просто сидим с тобой дома. Тебе, наверно, сейчас очень трудно, несравненно труднее, чем мне; ведь с малышом (я не знаю даже, как его зовут) много хлопот. Ну пока, до свидания! Следующее письмо думаю написать на праздниках.

12 ноября 1937 г.

Дорогая Лелюша,

Сегодня я получил твою посылку. Вчера вечером я был на работе (я в настоящее время временно работаю в ночной смене истопником: подогреваю бетон в палатке), а утром мне и говорят, что вчера вечером приходили с повесткой на посылку. Посылка очень шикарная (я первый из наших получил посылку), большое-большое тебе спасибо; только ты больше не посылай, так как мы здесь получаем вполне достаточно.Норма выработки у меня все время была стахановская, поэтому я получаю стахановский обед и ужин и стахановскую карточку. Телеграмм я уже получил 6 штук: 2 во Владивостоке и 4 здесь, в Утинке, письма пока еще ни одного.

Лелечка, поцелуй от меня малыша, поцелуй его крепко-крепко. Дорогая Леля, мы здесь часто ходим в кино, гораздо чаще, чем в Москве <>

Москва здесь слышна ночью, т.к. когда у вас ночь, у нас день и наоборот. Дорогая Леля, крепко крепко целую тебя. Привет папе и маме. Саша
 
 

19 ноября 1937 г.

Дорогая моя Лелюша,

На днях я получил первое письмо от 30-го сентября. В нем было одно твое, одно мамино. Лелечка, как приятно было читать ваши милые, дорогие письма. Я их часто перечитываю. Ты пишешь, что назвала малыша Сашей, что у него одна щечка красная. Я тоже считаю, что это ничего не значит, поцелуй его в эту самую красную щечку. Ты пишешь, что вспоминаешь, как мы ездили в Переделкино и Внуково, я это счастливое время тоже часто вспоминаю, вспоминаю Салтыковку, Теберду, Шую и многое другое. Но срок мой, Леля, ведь пройдет. Я сейчас работаю истопником. Вечером в шесть часов после ужина я отправляюсь на работу, на улице уже темно; прихожу в свою палатку, там на моей обязанности лежит топить три печки для обогревания строительных материалов; две находятся на поверхности земли, а одна в котловане, этот котлован мне напоминает обезьянью клетку в зоологическом саду; там имеются всякие столбы, перекладины, и я, как мартышка, лазаю так то вверх, то вниз с дубинкой в руке. Утром часов так около 7-8 я отправляюсь домой, завтракаю и ложусь немного поспать. Эта работа продлится, наверно, еще дней десять, а там наша постройка будет готова и я перейду на другую работу.

12 числа я получил посылку, в тот же день вечером я получил письмо и через день еще две посылки, одну продовольственную, одну вещевую. Большое спасибо за теплые и вкусные вещи. Все было так мило и аккуратно уложено, каждый отдельный пакетик отдельно перевязан, и я вспоминал тебя, как ты любила, чтобы все было красиво. И все самое нужное, так хорошо подобрано. Сейчас я все время курю трубку. Табак здесь всем очень нравится. Леля, еще раз пишу тебе, не надо больше посылать посылки, мы и так здесь всем обеспечены. Привет всем. Крепко целую. Саша
 
 

30 ноября 1937 г.

Дорогая Лелюша,

Это, наверное, последнее, а может быть, одно из последних писем в эту навигацию. В середине декабря отходит последний пароход. Но вы все равно пишите - по крайней мере весной я сразу получу много писем - и время от времени присылайте телеграммы. Я тоже буду вас телеграфировать. <>

Возможно, что со временем я сам вам смогу присылать деньги. Вчера ко мне по ошибке заслали Алину посылку, посланную Лизой. Теперь она поехала обратно в Магадан, и Аля ее наверно получит не раньше, чем через месяц; я ему об этом написал. Где находится Доля, не знаю <>

Леля, мне страшно захотелось поехать с тобой опять за город по Брянке; когда я вернусь, поедем обязательно. <>
 
 

1 декабря 1937 г.

Лелюша, сегодня нам объявили, что сегодня последняя почта; будет ли работать воздушная почта, не знаю, возможно, что и будет. Ну на всякий случай целую тебя крепко на всю зиму и маленького Сашу тоже, и вообще всех. Вчера вечером я все вспоминал Третьяковскую галерею, и мне очень захотелось там побывать. Я здоров и чувствую себя хорошо. Телеграфировать я во всяком случае буду.

Саша
 

6 декабря 1937 г.

Дорогая Лелюшенька,

Моя любимая, сегодня я получил твое письмо, твое и мамино от 4 октября. Это второе письмо, которое я получил, не считая открытки от Иры. <>

Ты пишешь, что мои письма такие короткие, но жизнь здесь такая однообразная, что много не о чем писать. Ты спрашиваешь, буду ли я любить нашего мальчика. Конечно, буду, я только о вас все время и думаю. Леля, поцелуй маленького Сашу и скажи ему, что это я его целую. <>

Милая моя Леля, следующее мое письмо ты, вероятно, получишь в мае или в июне. Здесь весна начинается в июне; недаром здесь поют: Колыма-Колыма - новая планета, десять месяцев - зима, остальное - лето. Между прочим, пока что зима теплая и одеты мы все тепло. Наверно, до февраля я буду получать ваши дорогие письма, а потом придется ждать до весны. Привет папе и маме. Целую.

Саша
 
 

13 декабря 1937 г.

Любимая Лелечка,
Недавно получил твою милую телеграмму и 4-ю посылку. Сейчас у меня два выходных дня  подряд. Работаю я пока что все там же. Отапливаю ночью палатку. Она у меня похожа на  ледяной дом, везде по стенам висят сосульки, но не думай, что там холодно. Там тепло,  иногда даже слишком жарко, так что выходишь на улицу прохладиться. Зима все время была  теплая, около 20 град, и только теперь похолодало, сейчас около 40 град, но здешняя температура не производит такого  впечатления холода, как в Москве. Милая Леля, я часто думаю о вас; ты пишешь, что опухоль у малыша на головке  уже спала и остались только две шишки, они, наверно, тоже скоро пройдут; что касается  родимого пятна, то это не так уж страшно.  Вчера по радио передавали пластинку "Японские колокольчики". Милая, говорят, что зимой  будет работать авиапочта, ты тогда пиши. Сейчас собираюсь идти напилить дров для нашего  барака, а то они кончаются. До свидания, дорогая моя, крепко целую и обнимаю, поцелуй  малыша. Привет папе и маме.

Писем от Александра Адольфовича Витта больше не было.

Его родителей в 1941 году выслали из Москвы, из-за их немецкого происхождения, в Казахстан, где они вскоре умерли, не вынеся тягот.

В 50-е годы жену А.А.Витта разыскал его товарищ по лагерю и сообщил, что Александр Адольфович погиб в начале 1938 года.

В свидетельстве о смерти, выданном в загсе в декабре 1957 г., указана несуразная дата смерти -- 26 июня 1937 года, и причиной назван "паралич сердца".

Справка, выданная Верховным судом РСФСР 26 октября 1957 года, гласит:

"Выдана в том, что Постановление Особого совещания при НКВД СССР от 4 июля 1937 года в отношении Витт Александра Адольфовича, 1902 года рождения, профессора Московского государственного университета, определением Судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда РСФСР от 11 сентября 1957 года отменено с прекращением дела производством за недоказанностью предъявленного ему обвинения".

Письма и документы предоставил сын Александра Адольфовича - Александр Александрович Витт.